1
Виньетка_выпуска_ОЭИС_1935_.jpg 41.48К
51 Количество загрузок:ПАВЕЛ ГРИГОРЬЕВИЧ КРАСНОЖЕН, выпускник 1935 года
Бедная, но честная юность
Павел Григорьевич Красножен родился 1 марта (15 февраля по ст. стилю) 1899 года в Одессе в семье портовогогрузчика. Семья жила недалеко от порта возле Карантинной гавани. Жили бедно, но дети все же учились. Там, в Карантинной гавани прошло детство Павла. Он помнил восстание потёмкинцев, тогда ему было 6 лет. В восемь лет Павлуша (так звала его первая учительница Прасковья Александровна) пошел в первый класс городской народной школы. Учиться он любил, был очень прилежен, научился грамотно писать и говорить, а уж какой замечательный каллиграфический почерк поставила ему учительница! За отличные успехи его наградили интересным способом. Богатая одесская барыня, у которой было просторное имение в Бессарабии, пригласила хорошо успевающих учеников вместе с учительницей провести каникулы в ее имении. Так Павлик оказался в райском уголке, о котором вспоминал всю жизнь. Там была просторная степь и рядом чистое море, большой помещичий дом с флигелем, где поселили детей, парк, отличная еда, игры, качели, гигантские шаги. Не хуже наших пионерских лагерей!
Закончив четыре класса народной школы, Пава поступил в ремесленное училище (- Имени цесаревича Алексея! - гордо добавлял он). Там готовили высококвалифицированных рабочих, наряду с ремеслом давали им геометрию, физику, химию. В 1916 году Павел начинает свою трудовую жизнь слесарем судоремонтного завода. В училище и на заводе он очень полюбил работу с инструментами. Эта любовь и уважение к мастерству остались у него на всю жизнь.
В 1916-17 г.г. Павел - курсант на курсах надсмотрщиков одесского центрального телеграфа. Сохранилась фотография паренька в форменной тужурке и фуражке. Здесь Павлу восемнадцатый год. Надпись гласит: “Изображенный на сей карточке есть сын крестьянина Херсонской губернии Павел Григорьевич Красножен. Карточка засвидетельствована для представления в почтово-телеграфный округ”. И подпись. Почему Херсонской губернии - не знаю. Наверное, по тогдашнему делению родина Красноженов - село Черный Кут - относилась к Херсонской губернии.
В октябре 1917 года Павел получает место надсмотрщика центрального телеграфа. Ему достался один из участков Ост-Индского телеграфа в Таврии, в степной части Крыма. У него в распоряжении тройка лошадок для поездок вдоль телеграфных столбов, которые прошагали из Англии через Ла-Манш, через всю Европу, дошли до Таврии, потом пройдут под водой Керченского пролива и через Кавказ уйдут куда-то далеко в неведомую Индию. Павел ловко управляется клещами, плоскогубцами, кусачками, быстро устраняет обрыв проводов, восстанавливает поваленные столбы. На соревновании надсмотрщиков он быстрее всех с помощью “кошек” взбирается на телеграфный столб. Он снимает комнату в доме богатого хуторянина, и ему, как завидному жениху, прочат хозяйскую дочку.
Но уже идет гражданская война, в 1919 году умирают от тифа родители, Павел возвращается в Одессу и продолжает работать непосредственно на центральном телеграфе. Интересный факт. Муж сестры, бухгалтер банка, покидая Одессу, оставил отцу шкатулку с чем-то ценным. В городе непрерывно шли обыски и реквизиции, а чертов бухгалтер удрал и носа не кажет. Отец отважился, вскрыл шкатулку - и обомлел, увидев там ювелирные украшения и золотые монеты. Что с ними делать? Он перепрятал шкатулку, но покоя душе не было. В конце концов, он отнес ее властям и сдал по описи, только тогда он мог спать спокойно. Не за это ли старшая сестра всю жизнь сердилась на младшего брата?
Итак, работа надсмотрщиком на телеграфе и честная бедность. Отец подрабатывал, где мог: делал электропроводку в домах и учреждениях, монтировал настольные лампы в городской публичной библиотеке им. Горького, чинил всякие электроприборы. Пора было подумать о правильной семейной жизни.
Будучи приличным молодым человеком, Павел посещал дом культуры работников связи, где играл в бильярд и ходил на любительские концерты. Там он познакомился с совсем молоденькой девушкой Олей . У нее был красивый голос и ослепительная улыбка. В октябре 1927 года Павел и Оля поженились. Как хороший работник папа получил две комнаты в коммунальной квартире на улице Подбельского (первого наркома связи). Он был старше Оли на 11 лет и уже имел большой хозяйственный опыт, поэтому варить, стирать, гладить и вообще - вести домашнее хозяйство семнадцатилетняя жена училась у мужа, мама сама в этом признавалась.
На семейном совете решили, что отцу надо учиться. В 1929 году он поступил на рабфак только что организованного электротехнического института связи и через год был зачислен на факультет телеграфно-телефонной связи. Начало тридцатых годов было очень трудным: в Украине голод, в городах скудные карточки. Жили впроголодь, счастьем было получить талоны в подвальную студенческую столовую на ул. Островидова (Новосельской), где давали жидкий суп и перловую кашу, которые делились на двоих. Павел с увлечением учился сам и одновременно преподавал на курсах монтеров телеграфа. Он дружил с однокурсником, таким же бывшим электромехаником, Дробитько, вместе они собрали ламповый приёмник прямого усиления, вместе занимались в лабораториях. В 1935 году состоялся первый выпуск инженеров связи, среди которых был и Павел Григорьевич Красножен, о чем свидетельствует скромная выпускная виньетка. А я узнала на этой виньетке и грозу нашего курса, математика Стоянова, и химика Когана, который впаял мне некрасивый "хор." среди остальных "отл.", а также Ясиновского, уже не директора, а преподавателя кафедры технологии электроматериалов.
После выпуска отец работает инженером кабельных сетей сначала в Киевской области, потом - в Черниговской. Но, в конце концов, он возвращается в Одессу и начинает работать на Одесской железной дороге инженером дистанции связи. С 1936 года и до конца жизни мой отец - железнодорожный связист.
В 1937 году случилась злосчастная история с моим дядей, которого арестовали за поездку во Францию (и мама, и ее брат были французами по отцу и имели французские паспорта). Эта история задела и моего отца: его обвинили в том, что он родственник шпиона и женат на француженке. За это его уволили с работы с запретом занимать инженерные должности и исключили из кандидатов в партию. С большим трудом отец устроился рабочим на суперфосфатной фабрике и год глотал ядовитую пыль, нагружая мешки суперфосфатом. В 1939 году Сталин решил слегка отыграть назад, кое-кого вернули из лагерей, дядю выпустили из тюрьмы, а с отца сняли обвинения. Всё же эта история оставила глубокую отметину в его душе. Через год его вместе с другими резервистами облачили в длинную шинель и шапку-буденновку, погрузили в теплушку и отправили на финскую войну. Он вернулся живой, но потрясенный всем увиденным. Отец продолжил работу в лаборатории службы связи Одесской ж.д. Он занимался внедрением на дистанциях связи современных телеграфных аппаратов взамен устаревших аппаратов Бодо, оборудованием линейно-аппаратных залов (ЛАЗ), строил планы о дистанционном управлении СЦБ.
Война Но вскоре началась война, и в считанные недели она подошла к Одессе. В середине июля 1941 года отец отправил нас вместе с семьями других железнодорожников в эвакуацию, а сам остался в Одессе. Он рассказывал мне, что очень скоро связь с Москвой по линии наркомата связи была нарушена. Дольше других поддерживалась связь по так называемой «бронзе», правительственному проводу НКПС (наркомата путей сообщения), но и она вскоре была перерезана немцами. Какое-то время береговые и снятые на берег корабельные батареи не давали сомкнуться кольцу на восточном участке обороны. Там оставалась в наших руках железнодорожная ветка Одесса-Николаев и идущая вдоль неё “воздушка”. Вот вдоль этой единст-венной линии связи и мотался где на дрезине, а где на полуторке (когда полотно было разрушено) мой отец с бригадой монтёров. Они соединяли разорванные провода, когда рядом рвались снаряды, а моряки с батарей шли в штыковые контратаки. Когда кольцо окружения сомкнулось и ремонтировать больше было нечего, одесские железнодорожные связисты поступили в распоряжение военного штаба НКПС, где уже начали формировать военно-восстановительные и заградительные железнодорожные части.
Так Павел Григорьевич Красножен оказался в Воронеже, где находилось Управление Военно-Восстановительных Работ №8, сокращенно УВВР-8. Я навсегда запомнила это слово, а ещё - полевая почта 51082, поезд Связьрема-24, это был адрес отца на войне. С этим поездом он прошел почти всю войну, только в Маньчжурии номера почты и поезда изменились.
Вместе с армией УВВР-8 отступило за Дон и в ноябре 1942 года оказалось у самого Сталинграда. Там рушилось и горело всё, горел и поезд Связьрема, но восстанавливался и снова чинил связь и не только чинил, но и тянул линию связи вдоль строящейся ветки Сталинград-Астрахань за Волгой, без которой обороняться, подвозить подкрепления и увозить раненых было невозможно. Напоминает об этих днях отцовская медаль “За оборону Сталинграда”. Отец видел, как в феврале 1943-го сдавались жалкие, обмороженные немцы. Повсюду валялись неубранные окоченевшие немецкие трупы. Папа рассказывал, что оставшиеся в городе дети съезжали со снежных горок на мёртвых немцах, как на санках.
Потом началось освобождение наших городов. В служебных предписаниях отца можно увидеть названия железнодорожных узлов в Ростовской, Донецкой, Днепропетровской, Кировоградской, Николаевской, Одесской, Ивано-Франковской и Львовской областях. Следом пошли заграничные названия. Железнодорожная связь всего юга страны и Польши во многом восстановлена усилиями и моего отца.
Павел Григорьевич Красножен дошел со своим поездом, начальником которого он стал, до Силезии, получил боевой орден “Красной звезды” и медаль “За победу над Германией” и уже мечтал о возвращении домой, как вдруг осенью 1945 года получил приказ следовать на Дальний Восток, к границе с Китаем. Туда повернули большую группировку наших войск, потому что наша страна готовилась вступить в войну с Японией. Поезд Связьрема прошел пол-Европы и всю Азию и оказался в Маньчжурии. Там надо было восстанавливать и эксплуатировать для военных нужд Китайско-Чаньчунскую железную дорогу, бывшую знаменитую КВЖД, построенную Россией в начале века и соединившую Читу и Владивосток кратчайшим путём через Китай. Служба там была не из легких, она пришлась и на бои в сентябре, и на зиму 45-46 г.г., а зимы в Маньчжурии суровые: поработай-ка с мерзлыми проводами и железяками на морозе и поживи-ка месяцами в теплушке, обычном товарном вагоне с печкой-буржуйкой! Случались и диверсии фанатиков-японцев, считавших эти территории своими. Отца наградили знаком "Отличный восстановитель" за номером 13 и за подписью Калинина.
В марте 1946 года наши войска стали покидать Маньчжурию, передав власть Мао-Цзе-Дуну. Поезд Связьрема перебазировался в Ворошиловск-Уссурийский, получил нового начальника, а отец с медалью “За победу над Японией” вернулся, наконец, домой, где он не был почти пять лет.
Возвращение к мирной жизни
[/center]
Отец вернулся в свою лабораторию связи при управлении Одесской железной дороги и снова стал работать инженером с окладом 850 рублей. Здесь мне кое-что непонятно: почему он, руководивший в труднейших условиях подразделением почти в 200 человек и получавший содержание больше 2000 рублей, согласился на такую скромную должность и мизерный оклад? Правда, началась модернизация железных дорог, в железнодорожной связи появилось много нового и интересного, подсмотренного в Европе. Папа очень любил копаться в схемах, изобретать хитроумные релейные механизмы защиты, усовершенствовать всякие линейные усилители и выпрямители. Он устал на войне, здоровье пошатнулось. Наверное, он пришел с войны с мечтой о спокойной, творческой работе... А может быть всё не так. Ведь отец вернулся с войны позже других, на Дальнем Востоке были немногие. К этому времени все руководящие посты в управлении дороги были разобраны, а врожденная деликатность не позволяла отцу расталкивать других, размахивая военными заслугами.
Так или иначе, но отец опять начал с нуля, как будто бы только что окончил институт. Два года подряд в Украине был неурожай из-за засухи, за мешочек кукурузной крупы надо было отдать заветный “трофейный” отрез или единственный папин подарок - швейцарские часики. Когда все отдали, что было делать? Промучившись так с полтора года, отец принимает кардинальное решение, в корне изменившее нашу жизнь и повлиявшее на всю последующую судьбу семьи. Он оставляет так любимую им Одессу и вместе с нами переезжает на железнодорожную станцию Помошная в 250 километрах от Одессы, где ему предложили стать начальником дистанции сигнализации и связи с окладом 1500 рублей, с казенной квартирой и огородом. Так в октябре 1947 года в Помошной появился новый ШЧ-4 Павел Григорьевич Красножен (на железной дороге буквой Ш обозначается служба связи, а Ч - дистанция, околоток, там есть ПЧ - путейская дистанция, НГЧ - подвижной состав и т.д.). Нас поселили на жилой половине конторы, где размещались бухгалтерия, техотдел и служебный кабинет отца. Он с жаром взялся за новую работу.
<div align="center">Нелегкая служба ШЧ
Дистанция имела протяженность около ста километров, включала в себя большой железнодорожный узел и несколько станций поменьше и обеспечивала телефонную и телеграфную связь (железнодорожную, разумеется), разнообразную сигнализацию (семафоры, светофоры, предупредительные диски) и блокировку (стрелки, жезловые системы, чтобы на одном перегоне однопутки не оказалось два встречных поезда одновременно). В штате было больше ста связистов, еще были здания с аппаратными, сооружения, дрезины и даже конюшня с десятком лошадей вместо грузовика. Дома постоянно звучали слова: ЛАЗ, бронза, Бодо, СЦБ, система Наталевича... По ночному звонку отец вскакивал и мчался куда-то на паровозе или на дрезине устранять повреждение. Кошмаром были вечные зимние гололеды, обрывавшие провода. Вообще, порядки на железной дороге тогда были строгие, почти военные, существовал политотдел, малейшая задержка поезда была ЧП. По прохождению поезда можно было проверять часы с точностью до полминуты. Помошнянская дистанция связи соревновалась с Котовской, Знаменской, Вознесенской и Одесской дистанциями связи и часто оказывалась первой. Но чаще были вечные экзамены по ПТЭ (правилам технической эксплуатации), которые с железной регулярностью проводились чуть ли не каждые полгода среди инженерного и технического персонала без исключения. К этим экзаменам отец относился очень серьезно, и странно было видеть седого человека (папа пришел с войны седым), сжавшего ладонями голову и наизусть твердившего бесконечные правила на все случаи железнодорожной жизни. Может быть поэтому в те годы так редки были серьезные аварии на железных дорогах?Отец вернулся в свою лабораторию связи при управлении Одесской железной дороги и снова стал работать инженером с окладом 850 рублей. Здесь мне кое-что непонятно: почему он, руководивший в труднейших условиях подразделением почти в 200 человек и получавший содержание больше 2000 рублей, согласился на такую скромную должность и мизерный оклад? Правда, началась модернизация железных дорог, в железнодорожной связи появилось много нового и интересного, подсмотренного в Европе. Папа очень любил копаться в схемах, изобретать хитроумные релейные механизмы защиты, усовершенствовать всякие линейные усилители и выпрямители. Он устал на войне, здоровье пошатнулось. Наверное, он пришел с войны с мечтой о спокойной, творческой работе... А может быть всё не так. Ведь отец вернулся с войны позже других, на Дальнем Востоке были немногие. К этому времени все руководящие посты в управлении дороги были разобраны, а врожденная деликатность не позволяла отцу расталкивать других, размахивая военными заслугами.
Так или иначе, но отец опять начал с нуля, как будто бы только что окончил институт. Два года подряд в Украине был неурожай из-за засухи, за мешочек кукурузной крупы надо было отдать заветный “трофейный” отрез или единственный папин подарок - швейцарские часики. Когда все отдали, что было делать? Промучившись так с полтора года, отец принимает кардинальное решение, в корне изменившее нашу жизнь и повлиявшее на всю последующую судьбу семьи. Он оставляет так любимую им Одессу и вместе с нами переезжает на железнодорожную станцию Помошная в 250 километрах от Одессы, где ему предложили стать начальником дистанции сигнализации и связи с окладом 1500 рублей, с казенной квартирой и огородом. Так в октябре 1947 года в Помошной появился новый ШЧ-4 Павел Григорьевич Красножен (на железной дороге буквой Ш обозначается служба связи, а Ч - дистанция, околоток, там есть ПЧ - путейская дистанция, НГЧ - подвижной состав и т.д.). Нас поселили на жилой половине конторы, где размещались бухгалтерия, техотдел и служебный кабинет отца. Он с жаром взялся за новую работу.
<div align="center">Нелегкая служба ШЧ
В Помошной почти все знали и уважали ШЧ Красножена. На парадном кителе он носил серебряный знак “Почетный железнодорожник”, который приравнивался к ордену. Мама и мы, дочки, гордились им.
Последние годы жизни[center]</div>
Мы с сестрой росли, и отец мечтал, чтобы мы получили образование. Живи мы в Одессе, это получилось бы безболезненно. Но теперь, чтобы учиться дальше, надо было расстаться. Сначала уехала я и, как оказалось - навсегда. Отец был очень горд тем, что я выбрала и поступила в его родной институт. Через несколько лет уехала учиться сестра - и тоже навсегда. Здоровье у отца стало ухудшаться, и он уже не мог, как прежде, работать. Он сам подал в отставку и, оплакиваемый подчиненными, сдал преемнику дистанцию в прекрасном состоянии. Он попробовал вернуться на прежнюю работу в лаборатории связи в Одессе и снова начать с нуля, но, пробедовав какое-то время без жилья, без семьи, вернулся в Помошную и вышел окончательно на пенсию.
В те годы соединиться с детьми, живущими в городе, было большой проблемой. Требовались невероятные усилия, чтобы прописать престарелых родителей в своей квартире, нам с мужем это не удалось. К тому времени сестре, которая после института распределилась в Харьков и вышла там замуж, удалось купить в рассрочку кооперативную квартиру и каким-то чудом прописать туда родителей. Павел Григорьевич с нашей мамой мамой переезжают в Харьков налегке с двумя фибровыми чемоданами, и опять всё с нуля.
Последние годы жизни отца были сплошным самоотвержением. Он бесконечно терпелив с болеющей мамой, выполняет все ее хозяйственные поручения и занимается внучкой. Иногда Павел Григорьевич приезжал в к нам Болшево, мастерил у нас всякие полезные приспособления, благоустраивал нашу новую квартиру, учил моего мужа всяким полезным вещам. Вообще, отец глубоко преклонялся перед наукой, ненавидел всякую мистику, верил в технический прогресс и с восторгом рассматривал все чудеса и новинки этого прогресса, входившие в нашу жизнь. Телевизор, транзисторный приемник, холодильник, стиральная машина, всевозможные новые материалы - всё вызывало его восхищение именно как дело умных человеческих рук. Бывая у нас, отец с удовольствием катался на велосипеде, он умел и любил это, хотя из-за вечных нехваток никогда не имел своего велосипеда. Он был худощав и подвижен, характер у него был деликатный, он избегал делать кому-то выговоры, но обиды переносил в себе тяжело, заболевал от обиды, при размолвках долго мучился, перебирал в памяти сказанное, не спал. Теперь это называют стрессом. Может быть, стресс стал причиной желудочного кровотечения, которое случилось у папы в конце июня 1969 года. Оно и свело его в могилу.
Мой отец был СВЯЗИСТОМ всегда и гордился этим званием, считал свою профессию самой нужной, а свой институт - самым лучшим. Перебирая в памяти его жизнь, я вижу, каким нелёгким был его путь по сравнению с моим, например. Его поколению достались самые тяжёлые периоды в истории нашей страны. И когда моё поколение хнычет и жалуется на судьбу, на разные несправедливости, я не принимаю этих жалоб. Маргарита Павловна Головатенко (Красножен)
Прикрепленные файлы
-
Курсы_электромехаников.jpg 944.09К
44 Количество загрузок:
-
Папа_в_1945.jpg 14.43К
29 Количество загрузок:
-
Папа_курсант.JPG 66.24К
20 Количество загрузок:
