В этой теме нет ответов

[Костюк Сергей]

(«Зона» - это 30 километровый участок вокруг ЧАЭС)
К ОЭИС это прямого отношения не имеет, но наверняка, многим есть, что вспомнить об этом времени. Другое название рассказа: «Исповедь экс-мента»

В феврале 1986-го я ушел из должности сменного инженера ТТС на службу в МВД.  Мне сейчас трудно однозначно сказать, почему я это сделал, но одной из причин была более пристойная зарплата 220 против 160 рублей, не считая надежды сделать быструю карьеру, всевозможных льгот, обмундирования ну и романтики, конечно. Должность опять же, называлась не оперуполномоченный или участковый, а «Инженер по спецтехнике и связи». Об этом куске своей биографии можно написать отдельный роман, так много ярких впечатлений осталось после полутора лет службы, но об этом, возможно, потом как-нибудь.

В конце апреля 1986-го, когда грянул взрыв, я еще не успел получить звание лейтенанта МВД. Это, возможно, дало мне шанс дожить до нынешних дней без особых проблем со здоровьем (плююсь, чтобы не сглазить). Многих из моих друзей, которые попали в первую волну «ликвидаторов», уже нет в живых, вечная им память.

Нам запрещено было говорить об аварии, как о катастрофе. Ну, случилось что-то на АЭС во время плановых работ, бывает, вот такая была «легенда» для родных и друзей. Да и сам я по молодости лет не понимал масштабов бедствия. Дети наши находились у бабушки далеко в России - это раз. От Припяти до Переяслава-Хмельницкого было приличное расстояние - это два, и мы с женой не имели особых поводов для волнения.

Наше районное отделение «унутренних органов» готовилось к первомайским праздникам, хотя часть бойцов уже находилась ТАМ. Оставшиеся должны были пройти по главной площади бодрым милицейским строем. К моему стыду, военная кафедра, в частности, известный майор Молоканов, не научили меня как следует маршировать, и это нехитрое упражнение стало для меня настоящей проблемой. Рост у меня высокий, и по всем параметрам я должен был находиться в первом ряду колонны. Равняться на меня и повторять мой шаг должны были те, кто был пониже ростом. Кроме ног, синхронно и четко должны были работать и руки. В моей технической голове выстраивалась картина с синусоидами движения рук и ног в противофазах (левая нога стройно, тянем носочек, вперед, правая рука красиво назад). Я очень-очень старался, но как только я задумывался о том, какой рукой сейчас нужно красиво взмахнуть, мои ноги забывали о том, которая из них сейчас должна шагать. Программа «красивое марширование» в моем мозгу зависала. Вспомните, как маршировал Чебурашка, и вы все поймете. Со стороны это выглядело просто потрясающе: я сбивался, а за мной толпа народу пыталась подобрать мой шаг. В конце концов, вдоволь «наржавшись» над бедным инженером, замполит принял волевое решение не позорить честь РОВД и освободить меня от прохождения в колонне. Мне доверили радиостанцию и приказали следить за порядком у главной трибуны, чему я был несказанно рад.

Народ на площади по обыкновению ликовал, что там говорить, хороший теплый день, отличный весенний праздник был. Нужно напомнить, что в это время в стране упорно боролись с алкоголизмом и нас, «ментов», заставляли пресекать все факты употребления спиртного, особенно самогона. Но 1 мая святое дело, народ оставили в покое. После парада и демонстрации толпы людей с детьми расползались по берегам Днепра и по лесным полянкам, и от души предавались солидарности со всеми трудящимися всех стран. А в это время в воздухе невидимым облаком блуждала радиация…

Я не попал ни во второй, ни в третий заезд в Чернобыль, но усилиями «любимого» замполита мне пришлось паковать чемодан в самом конце 1996 года. Я поехал в командировку один, на смену своему земляку, который там «оттрубил» свой месяц или полтора. Прибыл в распоряжение Чернобыльского РОВД, которое находилось вне «Зоны» в селе Зорин, если не изменяет память. Встретился со своим земляком, которому приехал на смену. Ну как не отметить такое событие? Но чем??? Бутылка водки, которую я привез очень быстро закончилась, а душа требовал продолжения банкета. Милиция не армия, порядки были попроще. Тем более в «Зоне» «ментовское» начальство довольно часто закрывало глаза на выходки некоторых сотрудников, а скорей всего просто-напросто само в это время боролось со спиртным путем его уничтожения в реакторе собственного организма. На правах старожила мой земляк после обильнейшего и вкуснейшего ужина (кормили нас там знатно) пригласил меня в «ночной клуб», в который после отбоя превращалась столовая. Повара, поварихи и дежурные каждый вечер потихоньку пировали. Кроме гор мяса, картошки и другой еды, которая по-любому остается в любой столовой, украшением стола была «бражка». Ее делали суперпростым способом: в 3 литровую банку яблочного или виноградного сока бросали сахар, немного дрожжей и ставили в теплой кухне. Несколько дней – и этот божественный напиток готов. Сколько мы выпили этой бражки не вспомню, но точно помню, что когда она закончилась мой «шабутной» земляк решил что процесс приготовления бражки можно гораздо ускорить, если банку с соком, сахаром и дрожжами поставить в духовку. С химией, видно дружил в свое время. Эндотермический процесс не пошел, бражку быстро приготовить не удалось, а пить горячий сладкий сок был противно. Тогда он решил, что все можно до безобразия упростить. Он пил сок и закусывал его дрожжами, перенося процесс приготовления бражки внутрь своего желудка. «Там доиграет!» - были его слова. Видимо, брожение началось не сразу, а только под утро, и что самое главное, сорвало не крышку, а вырвало дно, потому что вместо утреннего построения и переклички мой земляк просидел в «сортире». Честное благородное слово, это был мой земляк, а не я.

В этот день меня послали охранять могильник автомобилей Киевского УВД, которые были задействованы в первые дни ликвидации. Могильник – это огороженная колючей проволокой поляна в лесу, забитая совсем свежими милицейскими «Волгами», «Жигулями» и «УАЗиками». Дежурил я один и оружия мне почему-то не дали. Мне было приказано не допустить автомобильного мародерства и отпугивать кобурой без пистолета местное население и «вахтовиков». Сутки, проведенные в «дежурке» (обычная будка от машины с «буржуйкой») показались вечностью. Днем было весело, кто-то из народа приезжал просто так посмотреть, кто-то за запчастями, но я исправно нес службу, «не пущал» никого. Сам сдуру лазил между машинками, посадил на бушлат масляное пятно, которое впоследствии оказалось источником такого излучения, что мне бушлат тут же заменили. А вот ночью было жутковато. Все-таки один в зимнем лесу. Я боялся, что буржуйка погаснет и я замерзну, или меня съедят голодные волки, когда придется выйти из «сторожки». Но все закончилось без приключений и утром меня сменили.

После отдыха меня все-таки определи на более офицерское дело и направили в распоряжение начальника КПП в село Дитятки. Это пост на въезде в 30 километровую зону со стороны Киева. Т.е. через этот контрольно-пропускнойй пункт в Чернобыль непрерывным потоком шли машины и автобусы с вахтовиками. Мне доверили руководить сменной бригадой «ментов», куда входили сержант ДПС и пара ППСников. Я с умным видом проверял транспортные документы и выписывал или не выписывал пропуска на въезд в «Зону». Так что я по себе знаю, что чувствует маленький начальник-бюрократ от воли которого зависит пустить, не пустить или пустить, но с большой задержкой и волокитой простого смертного. Скажу честно, это чувство мне лично было очень неприятно. Возможно поэтому, я не задержался в милиции. И, наверняка поэтому, меня просто разрывает от злости, часто бессильной, когда приходится сталкиваться с бюрократической волокитой и несправедливостью, особенно «ментовской".
Но самой главной задачей, которая стояла перед нами, была организация надежного антиалкогольного щита. Ни капли спиртного не должно было попасть в «Зону», которая была объявлена «безалкогольной». Так вот я хочу показать изнутри, глазами экс-мента, как это все происходило. Сержантам был дан приказ обыскивать личные вещи несчастных вахтовиков, и все, что булькает и горит, изымать и нещадно уничтожать в присутствии понятых. Но о каких понятых и протоколах может идти речь, если водку и самогон везли практически все, а автобусы и грузовики выстраивались перед КПП в огромную очередь. Автобусы, конечно же, проверялись не все, а выборочно. Кому не повезло, стиснув зубы, прощались с конфискованными бутылками и даже 3-литровыми банками. А кто смог провезти, довольно потирали руки и злорадно посмеивались над «ментами». Они и не подозревали, что «ментам» просто некуда было складировать конфискованное спиртное. Обычно все стаскивалось в кабинет начальника КПП, которого никогда не было на месте. А уж потом в свободное время спиртное фильтровалось по такому принципу: «казенка», т.е. водка в бутылках, купленная в советских магазинах оставлялась однозначно, а самогон проходил более тщательную проверку на запах, цвет, вкус. Был у нас специальный сержант-дегустатор, который давал или не давал «добро» на «домашний коньяк». Забракованный самогон просто сливался в канализацию. Понятно, что это кощунство, но другого выхода просто не было, мы бы утонули в спирте. Помню, в одну из смен, в кабинет, заставленный тарой, зайти было просто физически невозможно. Дальше шло распределение трофеев. Этим занимался начальник смены, т.е. в нашей смене это делал я лично. Часть бутылок с «казенкой» а иногда и с коньяком оставалась начальнику КПП. Он потом, конечно, делился с более высоким начальством или оставлял в резерве для всевозможных проверяющих со стороны УВД или МВД. А мы уже довольствовались тем, что оставалось, а оставалось более чем достаточно. Хороший самогон, на мой вкус, был лучше любой «казенной» водки, поэтому его и употребляли в еду. А на Новый Год я домой привез столько бутылок, сколько смог увезти физически. Вот такой «ментовский» круговорот спирта в природе был в те «антиалкогольные» времена.