Сообщений в теме: 45091

[Бабиенко Владимир]

Сто десять лет назад, в издании "Polski Kalendarz Maryanski na rok Panski 1909", был опубликован рассказ польского историка и писателя Франтишека Равита-Гавронского "Старая сабля"
I
Пан Вышковский был бригадиром (1) на Украине в последние дни Речи Посполитой.
У него был хутор возле Ставища, который до сих пор носит его фамилию, хотя никто даже не помнит, кто тот хутор так назвал и когда. В широкой степи, на краю яра, поросшего дубовым лесом, лежал хутор бригадира. Слева протянулись степи в направлении села Богатырки, затем достигавшие до Кривца, далее большая зеленая полоса Цецилии, через Озерную протянулась в сторону Белой Церкви и Насташки. Казаки уже успокоились, гуляли по степи только их бывшие друзья – Татары, но и они все реже заглядывали в Украину.
В молодом возрасте Вышковский служил при Мохорте (2), а затем продолжал охранять степь.
Одного года, как-то уже поздней весной, в конце мая, стало известно, что кучка татар показалась на Чёрном шляху, от Попельни и Разбойной и обращённая в сторону Украины. Пан Вышковский пошёл по дороге, чтобы пересечь их путь. Но татары уже успели взять небольшой ясырь (3) и направились обратно, когда пан Вышковский узнал об этом, обошел их, обремененных добычей, и напал на отдыхавших ночью в Казачьей долине, недалеко от Кодыма, и ясырь отобрал. Мало кто из татарской кучи вернулся домой. Напав внезапно, после короткой стычки, разбежались, куда кого кони понесли.
Пан Вышковский ушёл с забранным ясырем в Ставище, оставляя заключенных по пути, где кого хотел.
Он возвращался домой, довольный поступком, счастливый, что освободил десятки людей от татарских оков. Он шёл ночью, чтобы вернуться домой раньше. Он ехал один, далеко впереди всех товарищей, и вместе с ним был только восемнадцатилетний подросток, казак Ива, симпатичный отрок, который молча следовал и играл на бандуре. Пан Вышковский любил послушать игру и пение, а Ивас играл хорошо и пел неплохо. В степи была тишина. Звезды сверкали. Тишина лишь иногда нарушалась голосом, похожим на музыкальный ритм, короткий, резкий, который, не оставляя эха, терялся, а ветер доносил запах травы и свежесть росы. Ивас пел вполголоса, повторяя на бандуре какую-то старую думу казака о трех братьях, убежавших из татарского плена через Азовские степи, по Муравскому шляху на Украину. Его пение было довольно похоже на стон, такое грустное, однообразное, жалостливое.
Они ехали долго, не разговаривая друг с другом. Издалека долетали только отголоски конских копыт, по степной дороге.
Наконец, пан Вышковский сказал:
– Что ты так жалобно поёшь?
Ивас остановился.
– Грустная казацкая история, простите ваше благородство, и грустная песня.
Они только что подошли к байрачнику (4) степному.
Конь Вышковского фыркнул и насторожил уши. Всадник поправился на коне, сел в седле крепче, и рука невольно согнулась к рукояти сабли. Приостановив немного коня, прислушался.
– Что это?
Они оба стояли, прислушивались.
Из-за зарослей байрака шёл приглушенный человеческий стон.
Пан Вышковский недолго думал. Он спрыгнул с коня и подал Ивасу трензель (5).
Старый дворянин в рваной одежде лежал под колючим терновником в дюжине шагов от дороги, его голова была повязана кровавой тряпкой. На лице пятна почерневшей, засохшей крови. Рядом с ним на траве лежала небольшая сабля в деревянных ножнах. Из-за тряпки, в которую голова была обернута, высовывались пучки серебристых волос. Старик тихо стонал.
– Что ты здесь делаешь? – спросил пан Вышковский.
Старик вздохнул и только успел произнести:
– Татары...
Пан Вышковский потянулся к фляге с выпивкой и прикоснулся рта старика, поднимая голову. Раненый проглотил несколько капель и упал на траву.
– Благословит вас Бог – сказал он едва слышным голосом, а затем добавил более тихо:
– Конец...
Вышковский стоял, не зная, что делать. Он видел, что перед ним умирающий.
Через мгновение старик сказал:
– Похорони меня у дороги и возьми саблю...
Сказав это, старик начал читать молитву. Он сосредоточил всю свою силу воли на этой последней молитве и явно сказал: «Отче наш», «Ангел господень», затем «Верю в Бога», и едва закончил последние слова, отдал свой дух Богу. Пан Вышковский, тронутый, стоя на коленях рядом с ним, отказавшись от всех молитв.
Он даже не узнал, как звали дворянина, чтобы рассказать о нём своей семье.
Как только он поднялся с колен, прибыла подмога. Подошли несколько товарищей, и нашли только остывший труп, а рядом с ним стоявшего пана Вышковского.
Он кратко рассказал, что случилось.
В конце сказал:
– Вера! похоронить старого!
Несколько человек слезло с лошадей, и яма была вырыта. Похороны были короткими.
Четверо солдат взяли окровавленного старика на руки и осторожно посадили его в вырытую яму, как ребенка в колыбель. Другие перекрестили его и яму засыпали.
В тишине ночи ни один человеческий голос не звучал. Было слышно только глухое падение земли на труп, и иногда сабля, ударив саблю, стонала. Звезды, глядя на эти похороны, искрились.
Потом зазвучал голос Вышковского:
– На молитву!
Десятки голов наклонились к земле и шепотом, но ясно, сказали слова:
– Ангел Господень возвестил Деве Марии...
Когда последние слова прозвучали, снова пришла команда:
– По коням!
Вышковский с прапорщиком отряда, старым седовласым дворянином из Богатырки, Залесским, ехали бок о бок. Было грустно обоим на сердце. Тяжёлая солдатская доля!
Неизвестному врагу грудь подставить, от неизвестной руки умереть, и неизвестно, где найти вечный покой.
– Может быть, это был последний убитый татарской рукой, – сказал прапорщик, – все меньше Татар...
Пока Вышковский разговаривал с прапорщиком, солдатская песня эхом разносилась по степи:
Идёт солдат бором, лесом,
Умирая с голоду иногда…
II
Они вернулись домой. Хоругвь (6) пошла к Ставищу на отдых, а Вышковский вернулся на свой хутор к жене и детям. Радость дома была великая, что вернулся живым и быстро.
Он рассказал своей матери и жене, что произошло в пути, и вспомнил старую саблю.
Слуга принес её ему. Вся семья собралась в комнате. Жена, дети, старая мать – все наклонились к Вышковскому, который держал изогнутую саблю в руке, в деревянных ножнах, очень грязных, скреплённых в нескольких местах железными застежками, на которых следы крови превратились в ржавчину. Ручка была небольшая, гладкая.
Вышковский молча смотрел на неё и головой кивал.
– Татарами пахнет ... – наконец сказал он.
Отошёл немного в сторону и вытащил из ножен.
Лязг, на который никто из присутствующих не обратил внимания, озадачил его.
– О! – воскликнул он с сильным удивлением.
И подошёл ближе к окну. За ним из любопытства двинулась вся семья.
Вышковский долго смотрел на неё молча, смотрел на свет, поворачивал во все стороны, своим исследованием только возбудив любопытство окружения, и наконец сказал:
– Есть надписи... возможно татарские или турецкие.
Все головы сразу наклонили к сабле, хотя никто в семье не знал ни турецкого или татарского письма, все с любопытством смотрели.
Вышковский, кивнув, сказал:
– Не для дерева этот клинок был выкован.
Жена до сих пор молчавшая сказала:
– Возьми его вместо своего для удачи.
Как будто в ответ на эти слова Вышковский повернул саблю остриём к земле, прислонил к полу и начал гнуть. Сабля извивалась как змея, отталкивалась от земли, гудела, выпрямлялась, и пан Вышковский, с любопытством знатока, снова сгибал и слушал её стоны, как музыку.
– Я отвезу ее к нашему Мустафе завтра – пусть он прочтёт эти каракули... Сказал он, осторожно вставив её в ножны.
На следующее утро он отвез её к Мустафе.
Старый турок, который в Ставищах табаком торговал и обучал жен для пашей в своём селамлике (7), считался очень образованным человеком. Он взял из рук Вышковского саблю, отнёс её к свету, посмотрел, посмотрел, бородой кивнул и наконец спокойно сказал:
– Это, наверное, Аллах прочитает...
Вручая саблю Вышковскому, он добавил:
– Талисман...
На Украине каждый немного фаталист.
Мы слишком долго контактировали с мусульманским миром.
Пан Вышковский сразу отнёс саблю к оружейнику, заказал новые ножны, предоставил новую рукоять и взял саблю для себя.
Он пользовался ею в течение тридцати лет, ожидая, пока Аллах прочитает золочёную надпись на ней.
Каждый год ему приходилось сражаться в нескольких битвах – со степными бродягами, с кучами гайдамаков, которые не могли забыть о колиивщине, и, наконец, с татарами, которые все меньшими и меньшими войсками заглядывали в Украину. Он часто врывался в середину своих врагов, рубил их, и всегда ему везло. Он не получил и царапины. Рубя направо и налево, он слышал только крик рядом с ним и звон сабли. Из каждой схватки он выносил голову целой, но сабля была побита и изранена.
Наконец наступил год, в который и началась война.
Ему было приказано выдвинуть свою бригаду и присоединиться к командующему. Приказ есть приказ.
Прежде чем отправиться в поле, он снял с колка свою саблю, верного друга, и начал наблюдать за ней. Он долго поворачивал её влево и вправо, наклонился, посмотрел на зазубрины, дотронулся до них пальцами, измерил глубину, пробормотал что-то про себя, наконец тихим голосом сказал:
– Ты не пойдешь со мной любимая... Ты слишком стара... И ты не выдержишь, и меня не прикроешь...
Сказав это, он положил её в ножны и повесил над кроватью, и отправил оружейника в Ставище со своей молодецкой саблей для заточки и подготовки.
– Так надёжнее будет...
Прошло много времени с тех пор, когда ещё молодой пан Вышковский, возвращаясь с похода на татар, похоронил в степи старика. Время стёрло все воспоминания, все детали этой странной встречи, и подарок и похороны.
На следующий день он собирался отправиться через Украину и Подолье к Висле. Долгий путь! И уже более пяти крестиков с лишним насчитал. Он совсем не спал, хотя рано на рассвете должен был ехать. Лишь после вторых петухов он вздремнул и приснился странный сон.
Ему приснился этот старик, когда-то похороненный в степи. Никогда раньше он ему не снился. Он стоял перед ним живым, с большой седой бородой, с головой обмотанной кровавыми тряпками, в рваной одежде.
Вышковский ахнул во сне.
– Что ты здесь делаешь? – спросил немного испуганно, удивлённо. Старик молчал.
Ему снилось, что была ночь, такая же, как и та, в которую он его похоронил, звёзды искрились... глухое эхо шло по степи... пахло свежестью...
Смотрит на старика, и слезы, как горох из глаз текут.
Это было первым звонком для пробуждения. Вышковский вскочил на ноги. Он не знал, был ли это сон или реальность. Он перекрестился и посмотрел в окно. Было уже далеко за полночь. Открыл окно настежь и слушал пробуждение. Эхо его долетало издалека, смешанное с человеческим шумом, который струился среди ночной тишины.
Все в доме проснулись. Слуги начали оседлывать лошадей.
Прощание было коротким. Он должен был уехать пораньше, чтобы встретить первые ряды между Ставище и Озерной, и духа солдатского им добавить.
Он уехал с хутора только с адъютантом и неотступным Ивасом, который и усы пышные отрастил, и поседеть успел. Как раньше, так и сейчас, он ехал с бандурой за спиной и с саблей на боку.
Они ехали по Кривецкому лесу к дороге. Они медленно продвигались, останавливаясь и слушая эхо и шум Ставищ. Был слышен далекий шум и топот.
Уже хорошо рассвело, когда войска на глаз можно было распознать. Ивас взглянул на палаш (8) господина Вышковского.
– А сабля где? – спросил.
– Изрублена она и постарела, – ответил Вышковский, – она бы уже не выдержала... оставил.
Ивас буркнул из-под его усов:
– Нехорошо... Пусть уже служила до конца...
* * *
Пан Вышковский долгое время не возвращался. Вестей о нём не было. Отголоски пришли только о том, что сражения с татарами были тяжелыми. На хуторе Вышковского, в старинной усадьбе, окружённой многовековыми дубами, был полно ожиданий и неопределённости. Летом как-то незадолго до сбора урожая, вся семья вечером сидела на крыльце. Девчата-подростки, быстро спрыгнули со скамей и побежали в поле. Прямо перед усадьбой золотело пшеничное поле, а далее бескрайняя степь стала бледно-зеленой от лета. Перепелки сзывали, дергачи кричали далеко, отголоски живой и полной жизни природы дрожали в воздухе.
Затем пани Вышковская беспокойно бросилась на скамейку и закричала:
– Иисус Мария! Что же такое!
Долетел до неё из комнаты мужа грохот и стук падающего на землю тела.
Она пошла посмотреть, что же это случилось. Едва войдя, увидела саблю, лежащую на земле. Упала сама, без какой-либо видимой причины. Увидев её внезапно побледнела. Грустное чувство охватило её. Она наклонилась вперёд, взяла саблю и положила её на стол.
Предчувствие не вводило её в заблуждение.
Именно в этот момент Татарин отрубил голову Вышковскому.
Аллах прочитал надпись на старой сабле:
– Я есть счастье.

[Гладырь Виталий]

"
И кратенько о российском фондовом рынке...
100% попадание в суть!
1. В мексиканскую деревню приехал бизнесмен: "Покупаю местных обезьян по 10 песо/шт." Обезьян вокруг море, все сдают приматов в розницу и оптом по 10 песо!
2. Обезьян стало меньше, тогда бизнесмен сказал, что повышает цену до 20. Жители напряглись, изловили последних, принесли, сдали по 20. Самых последних забрал за 25!
3. А потом объявил, что хочет еще и уже по 50! Но сам уехал и оставил за себя управляющего.
4. Управляющий говорит: "давайте так, я сдаю вам втихую этих обезьян назад по 35, а когда босс приедет, вы их ему по 50..." Народ рад халяве такой — назанимал кучу бабла и скупил всех обезьян обратно по 35.
5. На следующий день управляющий исчез вслед за боссом, а народ остался без денег, но зато при обезьянах..."

[Andrew Zhukov]

Гладырь Виталий, on 03 November 2019 - 02:59 PM, said:

"
И кратенько о российском фондовом рынке...
100% попадание в суть!

Не знаю насчет фондового рынка, но напоминает нашу распродажу газовых квот населению.

[Гладырь Виталий]

попалось, вне контекста "Kогда мужчина не способен любить женщину, он начинает любить что попало… родину, единую, мать иху партию, профсоюз… пельмени…"

[Евгений Плитко]

Гладырь Виталий, on 04 November 2019 - 02:32 PM, said:

попалось, вне контекста "Kогда мужчина не способен любить женщину, он начинает любить что попало… родину, единую, мать иху партию, профсоюз… пельмени…"

В современной интерпретации - любовь к советскому союзу.

[Гладырь Виталий]

хе-хе...

Прикрепленные файлы

•  74664589_1388173511331493_5832868559256027136_n.jpg   31.15К   0 Количество загрузок:

[Валентина Савченко]

Затишье обычно бывает перед бурей

[Евгений Плитко]

Почему пропали из форума наши коллеги из Молдовы и пмр? Наверное бояться спугнуть процесс превращения россией Молдову в молдавский федеральный округ рф?
"Когда пять месяцев назад после долгих безуспешных переговоров о создании новой коалиции в молдавском парламенте проевропейский блок ACUM договорился о формировании правительства с социалистами президента страны Игоря Додона, я был одним из немногих наблюдателей, кто выражал уверенность в неминуемом крахе союза, заключенного при посредничестве Соединенных Штатов, европейцев и России. И пытался объяснить, что такая коалиция, созданная под лозунгом «деолигархизации» государства, «захваченного» олигархом Владом Плахотнюком, приведет к тому, что Республика Молдова станет захваченным государством уже на самом деле. Захваченным не каким-то там Плахотнюком, на которого можно найти управу. А Путиным, с которым никакие проевропейские силы не совладают."
Читайте Настоящий захват Молдовы
Задаюсь вопросом: "Хватит ли финансовых ресурсов у россии содержать: Молдову, пмр, днр, лнр, Чечню, Абхазию, Ю. Осетию, Сирию, Венесуэлу, Кубу, Боливию, С. Корею, Африканские страны, Иран, западных чиновников для лоббирования и т.д., и в последнюю очередь свои дотационные регионы?"

[Бабиенко Владимир]

Евгений Плитко, on 13 November 2019 - 05:37 PM, said:

Почему пропали из форума наши коллеги из Молдовы и пмр? Наверное бояться спугнуть процесс превращения россией Молдову в молдавский федеральный округ рф?
"Когда пять месяцев назад после долгих безуспешных переговоров о создании новой коалиции в молдавском парламенте проевропейский блок ACUM договорился о формировании правительства с социалистами президента страны Игоря Додона, я был одним из немногих наблюдателей, кто выражал уверенность в неминуемом крахе союза, заключенного при посредничестве Соединенных Штатов, европейцев и России. И пытался объяснить, что такая коалиция, созданная под лозунгом «деолигархизации» государства, «захваченного» олигархом Владом Плахотнюком, приведет к тому, что Республика Молдова станет захваченным государством уже на самом деле. Захваченным не каким-то там Плахотнюком, на которого можно найти управу. А Путиным, с которым никакие проевропейские силы не совладают."
Читайте Настоящий захват Молдовы
Задаюсь вопросом: "Хватит ли финансовых ресурсов у россии содержать: Молдову, пмр, днр, лнр, Чечню, Абхазию, Ю. Осетию, Сирию, Венесуэлу, Кубу, Боливию, С. Корею, Африканские страны, Иран, западных чиновников для лоббирования и т.д., и в последнюю очередь свои дотационные регионы?"

Наверное Чебурнет накрыл не только москалей...

[Валентина Савченко]

Евгений Плитко, on 13 November 2019 - 05:37 PM, said:

Почему пропали из форума наши коллеги из Молдовы и пмр? Наверное бояться спугнуть процесс превращения россией Молдову в молдавский федеральный округ рф?

Женя! Ну. ладно Молдова... а  мы? Вон Коломойский нагло и беспардонно заявляет, что нафиг нам МВФ, нас вполне может финансировать РФ. И  хоть бы кто возмутился.

[Лушин Ролан]

Валентина Савченко, on 13 November 2019 - 10:14 PM, said:

Женя! Ну. ладно Молдова... а  мы? Вон Коломойский нагло и беспардонно заявляет, что нафиг нам МВФ, нас вполне может финансировать РФ. И  хоть бы кто возмутился.

та не все слушают по ночам "голос Коломойского"
я вообще про него только от тебя узнаю....

пользуясь случаем - что тебе лично по ощущениям МВФ дал?
ну или в масштабах страны если что...

[Сайтарлы Иван Максимович]

Ребята  в Молдове  уже никто  не  разберётся,изучайте наши  ошибки, а то я вижу  мы пытаемся  спрыгнуть  с горящего  поезда, а Вы  запрыгиваете на ходу на  него.

Сообщение отредактировал Сайтарлы Иван Максимович: 15 November 2019 - 07:03 AM

[Гультяева Екатерина Викторовна]

Бабиенко Владимир, on 02 November 2019 - 09:34 PM, said:

Сто десять лет назад, в издании "Polski Kalendarz Maryanski na rok Panski 1909", был опубликован рассказ польского историка и писателя Франтишека Равита-Гавронского "Старая сабля" I Пан Вышковский был бригадиром (1) на Украине в последние дни Речи Посполитой. У него был хутор возле Ставища, который до сих пор носит его фамилию, хотя никто даже не помнит, кто тот хутор так назвал и когда. В широкой степи, на краю яра, поросшего дубовым лесом, лежал хутор бригадира. Слева протянулись степи в направлении села Богатырки, затем достигавшие до Кривца, далее большая зеленая полоса Цецилии, через Озерную протянулась в сторону Белой Церкви и Насташки. Казаки уже успокоились, гуляли по степи только их бывшие друзья – Татары, но и они все реже заглядывали в Украину. В молодом возрасте Вышковский служил при Мохорте (2), а затем продолжал охранять степь. Одного года, как-то уже поздней весной, в конце мая, стало известно, что кучка татар показалась на Чёрном шляху, от Попельни и Разбойной и обращённая в сторону Украины. Пан Вышковский пошёл по дороге, чтобы пересечь их путь. Но татары уже успели взять небольшой ясырь (3) и направились обратно, когда пан Вышковский узнал об этом, обошел их, обремененных добычей, и напал на отдыхавших ночью в Казачьей долине, недалеко от Кодыма, и ясырь отобрал. Мало кто из татарской кучи вернулся домой. Напав внезапно, после короткой стычки, разбежались, куда кого кони понесли. Пан Вышковский ушёл с забранным ясырем в Ставище, оставляя заключенных по пути, где кого хотел. Он возвращался домой, довольный поступком, счастливый, что освободил десятки людей от татарских оков. Он шёл ночью, чтобы вернуться домой раньше. Он ехал один, далеко впереди всех товарищей, и вместе с ним был только восемнадцатилетний подросток, казак Ива, симпатичный отрок, который молча следовал и играл на бандуре. Пан Вышковский любил послушать игру и пение, а Ивас играл хорошо и пел неплохо. В степи была тишина. Звезды сверкали. Тишина лишь иногда нарушалась голосом, похожим на музыкальный ритм, короткий, резкий, который, не оставляя эха, терялся, а ветер доносил запах травы и свежесть росы. Ивас пел вполголоса, повторяя на бандуре какую-то старую думу казака о трех братьях, убежавших из татарского плена через Азовские степи, по Муравскому шляху на Украину. Его пение было довольно похоже на стон, такое грустное, однообразное, жалостливое. Они ехали долго, не разговаривая друг с другом. Издалека долетали только отголоски конских копыт, по степной дороге. Наконец, пан Вышковский сказал: – Что ты так жалобно поёшь? Ивас остановился. – Грустная казацкая история, простите ваше благородство, и грустная песня. Они только что подошли к байрачнику (4) степному. Конь Вышковского фыркнул и насторожил уши. Всадник поправился на коне, сел в седле крепче, и рука невольно согнулась к рукояти сабли. Приостановив немного коня, прислушался. – Что это? Они оба стояли, прислушивались. Из-за зарослей байрака шёл приглушенный человеческий стон. Пан Вышковский недолго думал. Он спрыгнул с коня и подал Ивасу трензель (5). Старый дворянин в рваной одежде лежал под колючим терновником в дюжине шагов от дороги, его голова была повязана кровавой тряпкой. На лице пятна почерневшей, засохшей крови. Рядом с ним на траве лежала небольшая сабля в деревянных ножнах. Из-за тряпки, в которую голова была обернута, высовывались пучки серебристых волос. Старик тихо стонал. – Что ты здесь делаешь? – спросил пан Вышковский. Старик вздохнул и только успел произнести: – Татары... Пан Вышковский потянулся к фляге с выпивкой и прикоснулся рта старика, поднимая голову. Раненый проглотил несколько капель и упал на траву. – Благословит вас Бог – сказал он едва слышным голосом, а затем добавил более тихо: – Конец... Вышковский стоял, не зная, что делать. Он видел, что перед ним умирающий. Через мгновение старик сказал: – Похорони меня у дороги и возьми саблю... Сказав это, старик начал читать молитву. Он сосредоточил всю свою силу воли на этой последней молитве и явно сказал: «Отче наш», «Ангел господень», затем «Верю в Бога», и едва закончил последние слова, отдал свой дух Богу. Пан Вышковский, тронутый, стоя на коленях рядом с ним, отказавшись от всех молитв. Он даже не узнал, как звали дворянина, чтобы рассказать о нём своей семье. Как только он поднялся с колен, прибыла подмога. Подошли несколько товарищей, и нашли только остывший труп, а рядом с ним стоявшего пана Вышковского. Он кратко рассказал, что случилось. В конце сказал: – Вера! похоронить старого! Несколько человек слезло с лошадей, и яма была вырыта. Похороны были короткими. Четверо солдат взяли окровавленного старика на руки и осторожно посадили его в вырытую яму, как ребенка в колыбель. Другие перекрестили его и яму засыпали. В тишине ночи ни один человеческий голос не звучал. Было слышно только глухое падение земли на труп, и иногда сабля, ударив саблю, стонала. Звезды, глядя на эти похороны, искрились. Потом зазвучал голос Вышковского: – На молитву! Десятки голов наклонились к земле и шепотом, но ясно, сказали слова: – Ангел Господень возвестил Деве Марии... Когда последние слова прозвучали, снова пришла команда: – По коням! Вышковский с прапорщиком отряда, старым седовласым дворянином из Богатырки, Залесским, ехали бок о бок. Было грустно обоим на сердце. Тяжёлая солдатская доля! Неизвестному врагу грудь подставить, от неизвестной руки умереть, и неизвестно, где найти вечный покой. – Может быть, это был последний убитый татарской рукой, – сказал прапорщик, – все меньше Татар... Пока Вышковский разговаривал с прапорщиком, солдатская песня эхом разносилась по степи: Идёт солдат бором, лесом, Умирая с голоду иногда… II Они вернулись домой. Хоругвь (6) пошла к Ставищу на отдых, а Вышковский вернулся на свой хутор к жене и детям. Радость дома была великая, что вернулся живым и быстро. Он рассказал своей матери и жене, что произошло в пути, и вспомнил старую саблю. Слуга принес её ему. Вся семья собралась в комнате. Жена, дети, старая мать – все наклонились к Вышковскому, который держал изогнутую саблю в руке, в деревянных ножнах, очень грязных, скреплённых в нескольких местах железными застежками, на которых следы крови превратились в ржавчину. Ручка была небольшая, гладкая. Вышковский молча смотрел на неё и головой кивал. – Татарами пахнет ... – наконец сказал он. Отошёл немного в сторону и вытащил из ножен. Лязг, на который никто из присутствующих не обратил внимания, озадачил его. – О! – воскликнул он с сильным удивлением. И подошёл ближе к окну. За ним из любопытства двинулась вся семья. Вышковский долго смотрел на неё молча, смотрел на свет, поворачивал во все стороны, своим исследованием только возбудив любопытство окружения, и наконец сказал: – Есть надписи... возможно татарские или турецкие. Все головы сразу наклонили к сабле, хотя никто в семье не знал ни турецкого или татарского письма, все с любопытством смотрели. Вышковский, кивнув, сказал: – Не для дерева этот клинок был выкован. Жена до сих пор молчавшая сказала: – Возьми его вместо своего для удачи. Как будто в ответ на эти слова Вышковский повернул саблю остриём к земле, прислонил к полу и начал гнуть. Сабля извивалась как змея, отталкивалась от земли, гудела, выпрямлялась, и пан Вышковский, с любопытством знатока, снова сгибал и слушал её стоны, как музыку. – Я отвезу ее к нашему Мустафе завтра – пусть он прочтёт эти каракули... Сказал он, осторожно вставив её в ножны. На следующее утро он отвез её к Мустафе. Старый турок, который в Ставищах табаком торговал и обучал жен для пашей в своём селамлике (7), считался очень образованным человеком. Он взял из рук Вышковского саблю, отнёс её к свету, посмотрел, посмотрел, бородой кивнул и наконец спокойно сказал: – Это, наверное, Аллах прочитает... Вручая саблю Вышковскому, он добавил: – Талисман... На Украине каждый немного фаталист. Мы слишком долго контактировали с мусульманским миром. Пан Вышковский сразу отнёс саблю к оружейнику, заказал новые ножны, предоставил новую рукоять и взял саблю для себя. Он пользовался ею в течение тридцати лет, ожидая, пока Аллах прочитает золочёную надпись на ней. Каждый год ему приходилось сражаться в нескольких битвах – со степными бродягами, с кучами гайдамаков, которые не могли забыть о колиивщине, и, наконец, с татарами, которые все меньшими и меньшими войсками заглядывали в Украину. Он часто врывался в середину своих врагов, рубил их, и всегда ему везло. Он не получил и царапины. Рубя направо и налево, он слышал только крик рядом с ним и звон сабли. Из каждой схватки он выносил голову целой, но сабля была побита и изранена. Наконец наступил год, в который и началась война. Ему было приказано выдвинуть свою бригаду и присоединиться к командующему. Приказ есть приказ. Прежде чем отправиться в поле, он снял с колка свою саблю, верного друга, и начал наблюдать за ней. Он долго поворачивал её влево и вправо, наклонился, посмотрел на зазубрины, дотронулся до них пальцами, измерил глубину, пробормотал что-то про себя, наконец тихим голосом сказал: – Ты не пойдешь со мной любимая... Ты слишком стара... И ты не выдержишь, и меня не прикроешь... Сказав это, он положил её в ножны и повесил над кроватью, и отправил оружейника в Ставище со своей молодецкой саблей для заточки и подготовки. – Так надёжнее будет... Прошло много времени с тех пор, когда ещё молодой пан Вышковский, возвращаясь с похода на татар, похоронил в степи старика. Время стёрло все воспоминания, все детали этой странной встречи, и подарок и похороны. На следующий день он собирался отправиться через Украину и Подолье к Висле. Долгий путь! И уже более пяти крестиков с лишним насчитал. Он совсем не спал, хотя рано на рассвете должен был ехать. Лишь после вторых петухов он вздремнул и приснился странный сон. Ему приснился этот старик, когда-то похороненный в степи. Никогда раньше он ему не снился. Он стоял перед ним живым, с большой седой бородой, с головой обмотанной кровавыми тряпками, в рваной одежде. Вышковский ахнул во сне. – Что ты здесь делаешь? – спросил немного испуганно, удивлённо. Старик молчал. Ему снилось, что была ночь, такая же, как и та, в которую он его похоронил, звёзды искрились... глухое эхо шло по степи... пахло свежестью... Смотрит на старика, и слезы, как горох из глаз текут. Это было первым звонком для пробуждения. Вышковский вскочил на ноги. Он не знал, был ли это сон или реальность. Он перекрестился и посмотрел в окно. Было уже далеко за полночь. Открыл окно настежь и слушал пробуждение. Эхо его долетало издалека, смешанное с человеческим шумом, который струился среди ночной тишины. Все в доме проснулись. Слуги начали оседлывать лошадей. Прощание было коротким. Он должен был уехать пораньше, чтобы встретить первые ряды между Ставище и Озерной, и духа солдатского им добавить. Он уехал с хутора только с адъютантом и неотступным Ивасом, который и усы пышные отрастил, и поседеть успел. Как раньше, так и сейчас, он ехал с бандурой за спиной и с саблей на боку. Они ехали по Кривецкому лесу к дороге. Они медленно продвигались, останавливаясь и слушая эхо и шум Ставищ. Был слышен далекий шум и топот. Уже хорошо рассвело, когда войска на глаз можно было распознать. Ивас взглянул на палаш (8) господина Вышковского. – А сабля где? – спросил. – Изрублена она и постарела, – ответил Вышковский, – она бы уже не выдержала... оставил. Ивас буркнул из-под его усов: – Нехорошо... Пусть уже служила до конца... * * * Пан Вышковский долгое время не возвращался. Вестей о нём не было. Отголоски пришли только о том, что сражения с татарами были тяжелыми. На хуторе Вышковского, в старинной усадьбе, окружённой многовековыми дубами, был полно ожиданий и неопределённости. Летом как-то незадолго до сбора урожая, вся семья вечером сидела на крыльце. Девчата-подростки, быстро спрыгнули со скамей и побежали в поле. Прямо перед усадьбой золотело пшеничное поле, а далее бескрайняя степь стала бледно-зеленой от лета. Перепелки сзывали, дергачи кричали далеко, отголоски живой и полной жизни природы дрожали в воздухе. Затем пани Вышковская беспокойно бросилась на скамейку и закричала: – Иисус Мария! Что же такое! Долетел до неё из комнаты мужа грохот и стук падающего на землю тела. Она пошла посмотреть, что же это случилось. Едва войдя, увидела саблю, лежащую на земле. Упала сама, без какой-либо видимой причины. Увидев её внезапно побледнела. Грустное чувство охватило её. Она наклонилась вперёд, взяла саблю и положила её на стол. Предчувствие не вводило её в заблуждение. Именно в этот момент Татарин отрубил голову Вышковскому. Аллах прочитал надпись на старой сабле: – Я есть счастье.

Жаль, что этот рассказ больше никому не понравился. Владимир, а  о каких татарах идет речь в рассказе? О монголо-татарах или о крымских? А может это одни и те же татары?

[Andrew Zhukov]

Валентина Савченко, on 13 November 2019 - 10:14 PM, said:

Женя! Ну. ладно Молдова... а  мы? Вон Коломойский нагло и беспардонно заявляет, что нафиг нам МВФ, нас вполне может финансировать РФ. И  хоть бы кто возмутился.

Фраза вырванная из контекста. На самом деле беня классно штаты потролил. Рекомендую прочитать полное интервью.

[Валентина Савченко]

Лушин Ролан, on 13 November 2019 - 11:26 PM, said:

та не все слушают по ночам "голос Коломойского"
я вообще про него только от тебя узнаю....

пользуясь случаем - что тебе лично по ощущениям МВФ дал?
ну или в масштабах страны если что...

по ощущениям: чисто удовлетворение от того, что позычаем не у рф ...
а в масштабах страны: надежда на то, что власти все-таки возьмутся за реформы, что является основным условием  от мвф...
ЗЫ. Ролан, а кого ты слышишь? ЗЕ?Устами ЗЕ глаголит КО

[Andrew Zhukov]

https://www.politie....nea-title------

Рекомендую почитать и послушать. Вот как надо работать. Медленно, но уверенно.

[Бабиенко Владимир]

Гультяева Екатерина Викторовна, on 14 November 2019 - 10:06 AM, said:

Жаль, что этот рассказ больше никому не понравился. Владимир, а  о каких татарах идет речь в рассказе? О монголо-татарах или о крымских? А может это одни и те же татары?

В рассказе речь идет о крымских татарах.

[Гладырь Виталий]

таки чистый героин, не разрушает мозг...

"«Если всем людям вместе суждено определенное количество счастья и горя, то чем хуже будет у вас на душе, тем беззаботнее будет чья-то радость, просто по той причине, что горе и счастье возникают лишь относительно друг друга.

Весь двадцатый век мы, русские дураки, были генератором, вырабатывавшим счастье западного мира. Мы производили его из своего горя. Мы были галерными рабами, которые, сидя в переполненном трюме, двигали мир в солнечное утро, умирая в темноте и вони. Чтобы сделать другую половину планеты полюсом счастья, нас превратили в полюс страдания.

Советская власть клялась освободить человека из рабства у золотого тельца — и сделала это. Только она освободила не русского человека, раздавленного гулагом и штрафбатом, — а западного, которого капитал был вынужден прикармливать весь двадцатый век, следя за тем, чтобы капиталистический рай был фотогеничнее советского чистилища».

Виктор Пелевин «Ананасная вода для прекрасной дамы»

[Гладырь Виталий]

Евгений Плитко, on 13 November 2019 - 05:37 PM, said:

Почему пропали из форума наши коллеги из Молдовы и пмр? Наверное бояться спугнуть процесс превращения россией Молдову в молдавский федеральный округ рф?
"Когда пять месяцев назад после долгих безуспешных переговоров о создании новой коалиции в молдавском парламенте проевропейский блок ACUM договорился о формировании правительства с социалистами президента страны Игоря Додона, я был одним из немногих наблюдателей, кто выражал уверенность в неминуемом крахе союза, заключенного при посредничестве Соединенных Штатов, европейцев и России. И пытался объяснить, что такая коалиция, созданная под лозунгом «деолигархизации» государства, «захваченного» олигархом Владом Плахотнюком, приведет к тому, что Республика Молдова станет захваченным государством уже на самом деле. Захваченным не каким-то там Плахотнюком, на которого можно найти управу. А Путиным, с которым никакие проевропейские силы не совладают."
Читайте Настоящий захват Молдовы
Задаюсь вопросом: "Хватит ли финансовых ресурсов у россии содержать: Молдову, пмр, днр, лнр, Чечню, Абхазию, Ю. Осетию, Сирию, Венесуэлу, Кубу, Боливию, С. Корею, Африканские страны, Иран, западных чиновников для лоббирования и т.д., и в последнюю очередь свои дотационные регионы?"

не, ну радикальные товарищи ушли, а Александр? - кабы всегда пытался дискутировать ?

[Валентина Савченко]

Гладырь Виталий, on 18 November 2019 - 04:37 PM, said:

не, ну радикальные товарищи ушли, а Александр? - кабы всегда пытался дискутировать ?

А мне кажется, что дискуссией посты на нашем форуме назвать трудно. Хотя. конечно, детальная аргументация  присутствовала у форумчан ( не у всех, конечно ... у меня точно - нет . Но у Саши, были только попытки "ткнуть пальцем" в какой-нибудь факт, причем подход был всегда однобокий ( информация с пропагандистских источников)
Даже в дискуссии  Владимира Серебринского и Владимира Горчака, просматривалась  однобокость: сильная аргументация  Владимира С и бла-бла Владимира Г.
Про уничижительный тон некоторых форумчан   лучше и не вспоминать. Ну, и присутствие фона - "сам дурак"
Я так думаю, что очень трудно не то, что дискуссировать, а просто беседовать с человеком, который тебя не слышит...
но то такЭ