красиво...
Джон Шемякин
40 мин. ·
Случилась у меня тут гуанчиале. Небольшой кусок. Жир для меня - друг и собеседник. Тщательно подготовленный жир это основа моего миропонимания.
Мяса можно вырвать кусок, визг, рык, угли пепельные, сизый дым, глаза наливаются кровью, руками жрёшь с тарелки, ааааааа! - вот так думаешь-аааааааа!
Хлеба кусок - этот макаешь в покосившуюся солонку, водопроводная вода сладка, молитвы услышаны.
Рыба... За хвост и об камень. Мало? Об камень ещё раз. По локоть внутрь, рывок, наклонился над котелком, шатаешься, выдыхаешь ртом комаров, нож кромсает, перец припекает губы, дуешь обожжённым на горячее. Красноглазие, мокрые ноги и общие потёртости. А была ведь два дня назад невестой белокурой. Время как летит.
Жир же вдумчив, неспешен, по своему требователен, оклеветан. С ним надо заботливо.
Отрезал от куска итальянской щековины кусок толщиной сантиметра в полтора. Накромсал брусочками и на сковороду. Увлекательно. В вытопившееся сало, которое и с солью уже и с бог знает чем средиземноморским, лукового пюре из блендера две чайные ложки. Чесноку два зубчика мелко и туда же. Прокрутил из мельницы перцу. Как настал миг, вяленых помидоров три-пять, истерзанных с базиликом. Ножом ворошишь, щуришься на факелы вдоль стен. Рюмку малую коньяку туда. Это, Джордано Бруно, располедний разговор с тобой! Кончилось терпение у конгрегации по вопросам вероучения! Баста!
Пока терзал хитрое италианское сало, фисташки прокрученные в мясорубке, залил горячими сливками. Пусть поймут, куда попали и что далее последует! Пусть подумают!
Соединяешь красно-багровое и бело-зелёное в сковороде. Мясного бульона туда половину половника. Огонь мал. Пузырится в сковороде сицилийская вечерня. Поёшь болеро Елен из оперы Верди ( в комментариях подпоёте), ногами елозишь по полу, вроде как танец.
O caro sogno, o dolce ebbrezza!
d'ignoto amor mi balza il cor!
Celeste un'aura già respiro,
che tutti i sensi inebbriò.
Пасту берешь куцую. Надо быть кратким сегодня. Пенне подойдут. Вываливашь пенне из дуршлага в сковороду. Поклон. Второй. Перемешиваешь. И сыра жестоко-козьего туда трешь. Пальцы - вздор! Ожоги - пустяк!
Встряхиваешь сковороду. А просто так! Ибо можешь!
Резко поворачивашься к остолбеневшим за столом. Мокрая челка на лбу зигзагом. Что?! Дождались?! Хорошие мои...Все вон!!!
Локти на стол. Упор. Углы детской простынки за ушами растопырились в узле. Вилка. Желваки. Теперь тебе, Джон, нужны только силы и терпение сносить наслаждение и стуки в окошко. Петь не перестаешь ни на секунду. Сначала громко поешь на первых порах-то. Потом просто сладко ноешь, вытирая всё же ноздристым хлебушком со сковороды самое прелестное. Глаза закрываются. Мудр.
С усилием пробуешь выйти. А потом беспечно махнув рукой, на пол так ложишься. Простынку подоткнул под ухом и mercè del don, mercè del don,
ah, sì! ah, sì!
O caro sogno, o dolce ebbrezza!
d'ignoto amor mi balza il cor!
Celeste un'aura già respiro,
che tutti i sensi inebbriò.
Шепчешь во сне беспомощно "мама" и улыбаешься в пятна соуса.