в продолжение темы. кабы лично не знал бы этого человека, может и не обратил внимание. я дружил с его младшим сводным братом Виктором, который уже заслуженный израильский пенсионер. Алексей, уехал еще при совке.
Алексей Цветков
30 августа, 14:13 ·
Здесь будет немного социального пессимизма.
Человек, знакомый с азами социологической статистики, знает, что прежде, чем составить аргументированное мнение о том или ином социальном явлении, надо полностью отвлечься от собственного круга общения, то есть игнорировать свой личный опыт. Например, если авторитетная статистика уверяет, что большинство населения предпочитает пончики плюшкам, бессмысленно ее опровергать на том основании, что практически все ваши друзья и знакомые родную бабушку продадут за плюшки.
Казалось бы, это очевидно - в противном случае вы должны будете доказать, что ваш круг общения составляют 2-3 тысячи человек, отобранных по тщательно составленной методичке, и что для каждого нового мнения вы меняете методичку и весь круг общения. Но это не только не очевидно, а контр-интуитивно. Удивительно даже не то, что своему мнению беззаветно верит большинство населения (тут можно долго говорить о ковиде и прививках) - элита ничуть не лучше ввиду присущего ей самомнения. Чем образовеннее и “интеллигентнее” полагает себя человек, тем выше он ценит свое мнение по “непрофильным” для себя темам. Хотя по зрелом размышлении должно быть совсем наоборот. Назовем это “законом Фоменко” в честь выдающегося историка (тут можно долго говорить о Прекрасной России Будущего).
Позволю себе, несколько парадоксальным образом, сослаться на опыт из личной жизни, эпизод из далекой юности. В ту пору я жил в Запорожье, будучи фактически вытолкнут с истфака МГУ и еще не очень понимая, что делать дальше, устроился на работу, а вечера проходили обычным для тех времен образом: болтовня с друзьями и поиски на что бы выпить. Возвращаясь однажды около полуночи домой, я заметил в трамвае очень милую девушку, но подошла моя остановка. Через несколько дней я опять ее застиг на том же маршруте, и решив на этот раз не упускать шанса, просто подошел и спросил у нее номер телефона.
Дальнейшее знакомство довольно быстро развивалось по романтической части, но была одна загвоздка: эта Таня молчала. Не то чтобы она что-то от меня скрывала, но диалог выходил односторонним: я, чтобы не продлевать молчания, рассказал ей о себе все, что знал, а она лишь односложно отвечала на вопросы. Только однажды, когда мы назначали очередное свидание, она выдала скудную информацию: сказала, что завтра не может, потому что будет выпивать с отцом, отмечать годовщину смерти матери.
Кульминация произошла, когда я привел ее в свою компанию, чья-то квартира освободилась на вечер, и мы там выпивали. Я вскоре заметил, что она чем-то поражена, и спросил ее. Оказалось, поразил ее тот факт, что все, что я ей о себе рассказал, было правдой: и что я учился в МГУ, и что работаю переводчиком, и всякое другое. В ее кругу общения такое было совершенно не принято: личная информация была орудием флирта, средством завлечения в сети, и это был понятный для всех кодекс. Я, дескать, режиссер, могу тебя снять в кино. Или я художник, разденься - нарисую. Или даже проще: я с самим Коляном в корешах, меня вся Вознесеновка знает.
Роман наш был предсказуемо недолгим: зимой на улицах сильно не пообжимаешься, случайные квартиры были редкостью, а это гробовое молчание угнетало. И как-то раз я позвонил ей после двухмесячной паузы - сообщить, что я опять поступил в МГУ, на этот раз на журфак. Трубку подняла женщина, которая сказала, что она Танина сестра, и что Таня только что вышла замуж.
Ну и короткий социологический анализ, чтобы эпизод не вышел слишком вуайеристским (некоторые существенные для темы детали я все же опустил). Обе наши встречи до знакомства произошли в полуночном трамвае - я-то возвращался с пьянки, а она выглядела усталой, явно со смены, в Запорожье были десятки заводов и большинство населения трудилось на них. Моя собственная компания была совсем не из этой когорты, уже с отроческих лет: мы читали книги, ходили в филармонию, писали стихи и т. д., все в конечном счете закончили вузы. С точки зрения друг друга мы с Таней были взаимными марсианами, наш роман остался рябью на поверхности жизни, не затронув никаких глубин. И не то чтобы я не знал, что такие люди есть - я был ими плотно окружен, они были большинством и в моем подъезде, и в соседних, но за пределами детства все эти контакты оборвались - мне бы никогда не пришло в голову клеиться, допустим, к Лорке с третьего этажа, хотя она с годами вполне себе расцвела, пусть и ненадолго.
Этот эпизод я воскрешаю в памяти, когда начинаю воображать, что понимаю, о чем думает мой народ, любой из моих народов. Он никогда не ответит прямо ни на один из задаваемых мной вопросов, как я ни мудри с методичкой - в лучшем случае предпочтет пончики плюшкам. Народ безмолвствует просто потому, что не знает, о чем с нами говорить - а мы с ним, даже если он лежит рядом голый в постели.